Форум » История,вопросы по истории » Вольные стрелки 1812 года » Ответить
Вольные стрелки 1812 года
Igor Graholski: Вольные стрелки 1812 года Как русские приказчики и извозчики Риги пошли добровольцами на войну Автор: Константин Гайворонский Курляндский корпус вольных егерей — красиво звучит, а? На самом деле был это далеко не корпус — скорее рота, вовсе не курляндский, скорее рижский, но был! Был отряд с таким названием и сыграл свою роль в Отечественной войне 1812 года и обороне Риги. Автор "партизанской идеи" "Главнейшая обязанность сего корпуса состоять будет в том, чтобы наносить неприятелю сколько возможно вред и подрыв; преимущественно достигать будет своей цели посредством скорости; сражаться же будет более разсеенно, нежели смыкаючись", — писал губернскому начальству отставной поручик Шмит в мае 1812 года. Интуитивно еще до войны и до знаменитого Дениса Давыдова он сформулировал принципы партизанской войны и предложил загодя сформировать отряд для действий в тылу неприятеля. Начальство же, как обычно, к "идеям снизу" отнеслось холодно, и лишь когда грянул гром и Наполеон перешел границу, а корпус Макдональда занял Митаву, Шмиту было позволено собирать людей. Человек он был интересный. Землемер, в 1807 году вступил в формируемый Курлянский вольный егерский батальон (тогда, после разгрома под Фридландом, тоже ждали вторжения Наполеона в Россию). Полупартизанская служба в "вольном батальоне" понравилась молодому человеку, получившему эполеты поручика. С одной стороны, все преимущества офицерского мундира — всюду вхож, кругом почет; с другой — минимум дисциплины. Но потом батальон влили в регулярную армию, порядки в которой Шмита не устроили, и он вышел в отставку. 1812 год дал ему еще один шанс. Правда, на горизонте объявился конкурент — дерптский дворянин фон Нирот тоже получил разрешение на формирование вольного корпуса. Но Нирот решил сделать его исключительно дворянским. Идея не лучшая: те из остзейских баронов, кто хотел, и так служили в русской армии, а те, кто не хотел, не пошли и к Нироту. И все же его отряд отказался более "благородным" по составу — почти сплошь городские бюргеры (хотя эстонский историк Таннберг отыскал в нем и крестьянина. Да еще с каким именем — Трофим Клементьев из Дерпского уезда, но это случай единичный). Шмит брал к себе народ попроще, зато и отряд сформировал куда быстрее. Кинул клич в Риге и к сентябрю смог представить начальству полторы сотни добровольцев. "Его отряд состоял преимущественно из русских приказчиков и извозчиков", — отмечает дореволюционный историк Сивицкий. Были в нем даже два крепостных графа Шереметева — Николай Лаврентьев и Афанасий Батурин. Один погиб в боях под Ригой, а второго пришлось "сдать" по требованию генерал–губернатора — барин каким–то образом проведал и потребовал вернуть ему "движимое имущество". На двинских форпостах В сентябре 1812 года шмитовский Курляндский корпус вольных егерей вышел на боевое дежурство по правом берегу Даугавы. Под Фридрихштадтом он действовал вместе с запасным батальоном Кременчугского полка майора Тильшевского, совершил несколько вылазок на левый вражеский берег. В одной их них 22 сентября отряд понес тяжелые потери — до 50 человек. Мечты Шмита о партизанских действиях в тылу противника быстро пришлось оставить — для этого нужны были более подготовленные люди, профессиональные кавалеристы. Вы спросите: а как же русские крестьяне, успешно партизанившие на французских коммуникациях? Отвечу: у них были хорошие шансы против совершенно разложившихся от голода и холода частей, которых сами крестьяне называли "шаромыжниками" (от "Шер ами" — "милый друг", обращения, с которого французы начинали просьбы дать им хлебца). Но в Курляндии воевали очень стойкие прусские части, сохранившие боеспособность до конца. Их боевые качества отряду Шмита довелось проверить в большом наступлении на Митаву в сентябре–октябре 1812 года, отбитое пруссаками с большими для нас потерями. Вольные стрелки Шмита тоже не ударили в грязь лицом, хотя в ноябре под все тем же Фридрихштадтом его опять сильно "пощипали". Впрочем, по сравнению с латышскими ополченцами (т. н. лифляндские казаки, целый эскадрон которых сдался в плен) рижские ополченцы Шмита все же держались молодцами. (Один из офицеров лифляндского ополчения писал, что "латыши наклонны к побегу и сколь трудно искоренить в них предрассудок против воинской службы даже тогда, когда они получают хорошую одежду и сытную пищу". Справедливости ради, им не за что было тогда воевать: француз так француз — чай не хуже немецкого барона будет.) В корпусе Шмита с одеждой было напряженно. "Нижние чины не только претерпевают крайнюю нужду, но и не имеют потребной амуниции, в особенности шинелей и обуви, — доносил он рижскому генерал–губернатору. — В форпостах и разъездах большая часть из нижних чинов за неимением шинелей пожертвовала своим здоровьем… Я формированием сего корпуса пожертвовал всем своим имуществом, и теперь не остается мне более, как прибегнуть к известному правосудию и человеколюбию вашего превосходительства". А теперь вы — казаки! Однако, несмотря на трудности, Шмиту явно нравилось воевать в качестве полупартизанского "вольного стрелка". Сам себе командир, он даже жаловал своих подчиненных ротмистрскими чинами (и впоследствии это ему припомнят). Форму не выдают? Тем лучше — придумаем свою! "Мне памятен один из этих вольных легионов: черная одежда с ног до головы и меховая черная шапка, на которой означена мертвая голова. Они назывались "бессмертными"", — вспоминал о вольных курляндских стрелках А. П. Бутенев. Журнал "Цейхгауз" даже нашел в архиве эскиз формы, нарисованный Шмитом. Не факт, что у него хватило средств одеть так всех своих людей, но офицеры щеголяли в эффектном черном мундире. Зимой отряд Шмита переименовали в Курляндский вольный казачий корпус, выдали пики и бросили в преследование отходящих пруссаков и французов. Новоиспеченные "казаки" взяли немало пленных, но и сами понесли потери от морозов: 57 "казаков" уволены "отчасти за слабым сложением, отчасти за малолетством". Отряд фон Нирота из 30 человек под Ригу поспел к шапочному разбору (хотя в октябре успел поучаствовать в двух серьезных стычках), зато в заграничном походе проявил себя вовсю. Получилось так, что Шмита загнали в осадный корпус под Данциг. "Служба гордая, но тяжелая", — как говорил один герой. Без осадной артиллерии русские блокировали данцигский гарнизон, но не могли воспрепятствовать частым вылазкам — обе стороны несли большие потери. А вот фон Нирот в 1813 году вытащил счастливый билет. Его роту включили в состав летучего отряда Теттенборна, и довелось им пройти через всю Европу. Они брали Берлин с налета в феврале 1813 года, окружали датчан под Фленсбургом, освобождали Бремен (благодарные горожане пожертвовали отряду Теттенборна 110 тысяч франков, перепало и людям фон Нирота). И наконец, закончили войну во Франции. Да как! Последний бой, прикрывая отступающую колонну, фон Нирот принял 18 марта — за день до капитуляции Парижа. "Возомнили о себе, хамы!" А потом было возвращение на родину и… встреча с родной российской бюрократией. Если у отряда фон Нирота проблем не возникло, свою небольшую часть он сформировал за собственный счет, то Шмит, помимо своих капиталов, получил из арсенала казенного имущества на сумму 5 тысяч рублей. Понятно, что на войне оно "истрепалось". Но всю сумму из причитавшегося жалования его отряду вычли до копейки. И финальный аккорд — о! Чиновник, узнаю тебя — его люди получили уведомление, что должны еще и заплатить налоги за 1812–1813 гг. А "налог кровью"? Мы ж ее за веру, царя и отечество проливали?! А это не считается. "Я вас в Афганистан не посылал!" Тут постарался рижский генерал–губернатор маркиз Паулуччи, недолюбливавший отряд Шмита. Благонамеренный личный состав фон Нирота он представил к награждению медалями. Шмиту, наоборот, сделал выговор за то, что "поступил не только в противность порядку службы, но и здравому смыслу, жалуя недорослей даже в ротмистры, будучи сам в чине порутчика". И пенял в Петербург на случаи "происходивших бесчинств, к чему люди корпуса, поступившие большей частью из нигде не служащей вольницы, более наклонны; вообще же требуют рачительного надзора". Опасения генерал–губернатора понятны. В самом деле, "русские извозчики и приказчики", повоевавшие, повидавшие порядки в Европах, научившиеся владеть оружием, возвращаются в Ригу… А кто они здесь? Никто — неграждане, второй, нет даже третий сорт. С точки зрения властей, за такими нужен глаз да глаз, мало ли что возомнят о себе, хамы. 1812 год и игры в "народность" кончились… Все–таки некоторые вещи на этой территории воспроизводятся с незавидным постоянством. "Вести Сегодня", № 129. http://www.ves.lv/article/133736
Ответов - 0
полная версия страницы